Мои любимые песни: Елизарова Наталия
* * *
Козерожья зима настигает, ступает на пятки,
заставляет по дому искать на меху сапоги.
Не услышав вопроса, киваешь обычно: «В порядке»
и идешь на работу — с работы, печешь пироги,
вяжешь варежки… Врешь! Ты вязать не умеешь,
не научена многим простым, но и важным вещам.
В осень — липнет хандра, а зимою, конечно, болеешь,
что-то вечно роняешь и ранишься по мелочам.
Не с кем слова сказать? Снегири — погляди — прилетели
и сидят на рябинах и ягоды гордо клюют.
Обещают под тридцать мороз и метель на неделе,
Брось им крошек тогда или что там обычно дают?
***
Хочется, чтобы с утра – мороз, чтобы ты пришел,
прямо с мороза, с утра, со снежинками на пальто.
Я бы сказала тебе: «Как хорошо!
Как же ты вовремя! Ну же, садись за стол,
будем пить чай и завтракать». И еще
я говорила бы что-то, не знаю о чем,
Ты бы легонько меня потянул за плечо…
Чай бы остыл, на плите подгорел омлет.
Я бы смотрела на снег — на тебя — на свет.
Сколько же зим, сколько долгих студеных лет
не заметает поземка забытый след!
* * *
Не доехав в Печоры и до Соловков,
не стяжав чужой и лихой судьбы,
гладишь ветер ладонью — он был таков,
а вокруг – ристалище, общий быт.
И, покуда ближний, подняв копье,
всё окрест глазеет, куда вонзить,
ты тревожный воздух глотками пьешь
между сменой лютых постылых зим.
Это — Русь, это — светлое место, где
между тьмою и сумраком — узкий лаз,
где и ветер воет в трубе — к беде,
где так яростен свет для глаз.
Где усталость — не повод «не быть в строю»,
где о счастье: «Слышали, где-то есть»,
равноценно, что плюшевый кот-баюн
вдруг заглянет на кухню, попросит есть.
Где и правым, и левым – одна стезя,
от дебатов выспренных проку нет,
где не любят прямо смотреть в глаза
и прокурена тень тенет.
Отчего же на старом, кривом мосту
каждый раз замедляешь свои дела,
снизу – рельсы, ползущие в пустоту,—
в те края, где сажа бела.
* * *
Из стылого дня в ледяное нутро постели —
свернуться, сложиться, словно тебя и нет,
и только лишь ясное слово-рассвет…
Но тьма и мороз, и застывшие стекла на деле.
Бредешь наугад, только ветер колючий в лицо,
а хочется света, огня, теплой радости в доме.
Но ты одинока, как анахореты и вдовы,
и черпаешь сил в разговорах с Небесным Отцом.
Идешь через стужу, спасибо Ему говоря
за то, что дает испытания, вьюгу и ветер,
за то, что любимые также вот мерзнут на свете,
и мимо плывут в этом сумеречье января.
* * *
В доме на набережной очень светло,
в доме на набережной пекут пироги, накрывают стол,
«Катенька, помоги достать посуду, вилки, ложки, ножи!
Салфетки на стол положи!»
В доме на набережной птицы чирикают и свистят,
в доме на набережной поздно ложатся, а утром спят.
Медленное пробуждение, кофе, халат с запахом,
в доме — запах ириса, иногда — майорана,
когда нервно и странно,
и, кажется, жизнь вытекает в реку, что за окном.
Дышит тревожно дом.
Лоб охлаждается о стекло.
«Знаешь, Катя, любое зло, горе — они проходят…»
Гости в проходе
топчутся, ищут тапочки, что-то галдят.
Оглядываясь назад,
видишь лишь череду елок под Новый год,
меняются лишь игрушки на ней —
больше или меньше огней —
бытия хоровод.